Россия, ХХII век. Поутру на свежепокрашенном заборе — надпись: "Простите великодушно, господа, но все-таки… "ХУЙ"!!!
О заборах и х*ях
"Обилие заборов — это внешнее воплощение обилия запретов в российских головах. "По газонам не ходить!", "Траву не мять!", "Выход на лед запрещен!", "Купание запрещено!", "Посторонним вход запрещен!". Как известно, в каждом из нас живут Дитя и Родитель, и в русском человеке этот Родитель — концентрат норм, обязанностей и запретов — особенно строг. Но что будет делать ребенок, которому все запрещают? Правильно! Он будет делать все запрещенное, но тайком, исподтишка, втихаря, показывая в кармане тайную фигу назидательному родителю.
Какая надпись на заборе бьет все рекорды популярности? Конечно, "хуй"! Незамысловатое короткое слово из трех букв. Но это совсем не физиологический "мужской половой хуй", надписью о котором человек сообщает о своих проблемах или достижениях в сексуальной сфере. "Хуй" на заборе — это метафизический хуй, символ протеста, извлечение на свет самого запретного, нарушение самых страшных табу. Это главная русская мантра, с помощью которой русский человек противостоит всем жизненным трудностям.
Есть два развернутых варианта этой мантры: "А вот хуй вам!" и "Да пошли вы нахуй!".
"А вот хуй вам!", — повторяет про себя школьник и тайком курит за школой, пьет портвейн в подвале, пишет похабщину в лифте. "А вот хуй вам!", — думает студент и забивает тот самый метафизический хуй на учебу, кладет хуй на лекции и идет бухать с друзьями и подругами. "А вот хуй вам!", — мысленно говорит подчиненный начальству и тихо саботирует работу.
Но гораздо страшнее, когда русский человек говорит "Да пошли вы нахуй!". Потому что произнеся вслух это страшное заклинание, он включает программу тотального саморазрушения. "Да пошли вы нахуй!", — говорит крестьянин и, подпалив барскую усадьбу, уходит в лес, все дальше и дальше, аж до Аляски. "Да пошли вы нахуй!", — говорит солдатик в карауле, покидает пост, идет в казарму и там расстреливает чмыривших его дедов. "Да пошли вы нахуй!", — орет толпа и слепо прет на пытающихся остановить ее беспомощных омоновцев.
"А вот хуй вам!" и "Да пошли вы нахуй!". Два полюса в нашем сознании. Два способа существования. Два пути. Рука старательно выводит на заборе буквы: "Х… У…". И никак не придет в голову одна простая мысль: а ведь совсем не обязательно, чтобы здесь стоял забор.
– А ты послушай, что я тебе, Глебушка, расскажу. Было на Руси волшебство тайное, неназываемое, известное лишь кудесникам. А было ещё волшебство расхожее, простонародное: ругны да матерны. Потом пришли татары. Думаешь, из-за чего они на Русь приходили? Кудеса им наши были надобны… Не выгорело однако. Триста лет пытали – не выпытали. Настоящее-то колдовство, неназываемое, вместе с градом Китежем всё под воду ушло. Как только басурманы приблизились – так и ушло. Одни матерны нехристям достались – короче, шамбала всякая. Проще сказать, барахло… – Тут колдун обратил внимание, что ученик слушает его с откровенным недоверием, осерчал и, властно вздёрнув бровь, прикрикнул: – Да ты вникни, вникни! Словцо-то – наше, исконное! В деревнях вон до сих пор им бранятся: шамбала ты, дескать, непутёвая…
Отчитав желторотого скептика, старый чародей сердито поджал губы и собрался уже вернуться в прежнее состояние, однако не тут-то было.
– Может, и чакры тоже мы придумали? – подначил рисковый юноша.
– И чакры тоже! – буркнул кудесник, то ли не уловив ехидцы в голосе воспитанника, то ли не пожелав уловить. – Слышал такое слово – отчекрыжить? Ну вот… Энергетическое тело человека делится – то бишь чекрыжится – на семь частей. Каждая такая часть называется чакрой…
– Ага… А мантры, значит, – матерны… А ругны?
Опечалился колдун, закряхтел.
– Эх, судьба-судьбинушка… – проговорил он с тоской. – Придумаем паровоз – тут же скрадут и за границей внедрят. Придумаем велосипед – то же самое… А ругны у нас немчура слямзила. Все ругнические письмена до последней буквицы… Воряги, – пояснил он, словно бы извиняясь. – Что с них спросишь!
И, как всегда, Глеб Портнягин не успел осознать мгновения, после которого разговор с наставником пошёл всерьёз.
– Погоди, – растерянно сказал он. – Это что ж получается? Мат, что ли, вправду заклинание? Не шутишь? – Поставил веник в угол и, сев напротив учителя, пытливо вгляделся в его загадочные желтоватые глаза. – Тогда у нас, куда ни плюнь, одни колдуны…
Мудро прищурясь, старый чародей сморщил губы в улыбке.
– А скажешь, нет? – кротко вопросил он. – Народ как говорит? «Не заругавшись, и двери в клеть не отомкнёшь…» А почему не отомкнёшь? Да потому что как запирал, так и отпирай. А иначе ничего не выйдет… Или наш дом возьми. Поставлен кое-как, сто лет назад, давно развалиться должен, а вот стоит же! В чём причина? То-то и оно… С матом строен, с матом латан – матом держится… И если бы только дом, Глебушка! Что, по-твоему, тысячу лет наш народ сплачивало? Вот одни говорят: вера… Но ведь веры-то – менялись. До Владимира язычество было, потом – православие, а при советской власти – и вовсе безбожие… Другие говорят: язык… Так за тысячу с лишним лет и язык успел смениться. Был древнерусский, стал просто русский… А народ всё тот же…
– Неужели мат? – тихо спросил Глеб.
Колдун помолчал, потом утвердительно смежил веки:
– Он, Глебушка, он… То самое лыко, что всех нас вместе вяжет. Империя Российская только им и держалась. Как басурман первый раз сматерится – считай, что он уже не басурман. Считай, что русский…
Глеб встал, ослабил воротник рубашки, подошёл к окну. За мутными стёклами пушил снежок и темнела стена из красного кирпича, сплошь покрытая ругническими письменами.
– Нет, не понимаю, – глухо сказал Глеб. – Как это мат – сплачивает? Наоборот! Я – обругал, ты – обиделся… Разве нет?
– Э-э, Глебушка… – пропел за спиной вкрадчивый голос колдуна. – Не всё так просто… Вот, допустим, решил ты обложить ментовку. Так, мол, я и так твою внутренних дел министерства мать! А теперь подумай: что ты такое сказал? Ты ж, по сути, признал своё родство с министерством внутренних дел… Или вот тебе исторический пример. Белая гвардия! Могла ведь сидеть в Крыму хоть по сей день. Перекоп же! Нет, вздумалось барону Врангелю от великого ума издать приказ: запрещаю, мол, под страхом трибунала господам офицерам ругаться в Бога, Царя, трон… ну и так далее… И сразу конец пришёл Белому Делу. Красным-то никто в Бебеля-Гегеля крыть не запрещал… А почему, думаешь, народ интеллигенцию не любит? Вот именно поэтому. Отрезанный ломоть…
http://lib.rus.ec/b/124579/read#t31
Концовка особенно хороша:
Со спокойной душой отпустив наставника на прогулку (после избавления от неприятных эмоций на водку не тянет, как минимум, часа два), Глеб Портнягин некоторое время пребывал в задумчивости. Клиентов в комнате не наблюдалось, распугивать было некого.
Решившись, выдвинул ящик серванта, где среди мелкого колдовского барахла таился уголёк из пепелища синагоги, размашисто начертал на полу ругнические письмена, затем усилием воли создал большую шарообразную мыслеформу. Оставалось придумать и произнести нечто стройное, соразмерное – и хотя бы в полтора этажа.
Глеб сосредоточил внимание на танцующем в воздухе энергетическом пузыре, с виду мало чем отличающемся от мыльного, – и внятно проговорил ключевое слово. Под койкой что-то панически пискнуло, но вдохновенного юношу не могло уже остановить ничто.
– …в демократическую жизнь кудесника мать!
И едва отзвенело это самое «мать», как парящая в центре комнаты мыслеформа вспыхнула, налилась синеватым электрическим светом и, приняв подобие шаровой молнии, оглушительно лопнула. Дом вздрогнул. Стены пронизал треск коротких замыканий. Запахло гарью и прелью. Судя по тому, что трубы разом прорвало от подвала до чердака, заклинание Глеба, наложившись на остаточные заклинания электриков и слесарей, лишило их ремонтную магию какой бы то ни было силы. Прав, прав был учитель: думать надо, когда материшься!
А потом с тектоническим вздохом просел потолок. Тоже, видать, единым матом держался…
Вот это повеселило —
А ваще — так оно и есть. Вот Куузя сейчас дом строит. Поредством понаехавших узбеков. Когда узбеки свеженькими были, и мусульманские законы свои чтили, строительство шло, как по маслу. Потом пообтерлись с местным населением, научились бухать и материться. И такую лажу стали лепить, что пришлось их выгнать. Совсем, сволочи, обрусели! 🙂
А текст знатный. Очень доставил.
А вот не надо упрощать великий эзотерический символизм! 🙂
У Лукина вообще все тексты замечательные.
Вот всех, к сожалению, не знаю. Но этот впечатлил.