Сегодня, пока завтракал, включил на кухне «Эхо». И попал на благотворительную рубрику. Ребята деньги для больных детей собирали. Список имен все длился и длился, и конца ему не было. Андрей Вакуленко, 2 года, спастический тетрапарез… Олег Лысцев, 9 лет, ДЦП… Мищенко Ева, 3 года, шунтозависимая гидроцефалия и эпилепсия… Маргарита Комиссарова, 5 лет, парез Эрба-Дюшена… Я уж и приготовить все успел, и поесть, и посуду помыть, а они все читали и читали. Миша Новиков, 3 года, ДЦП… Виталий Попов, 10 лет. Саркома Юинга… Игорь Пиксаев, 5 лет, рубцовый стеноз трахеи… А вот пятилетнему Лёне Сергиенко мама собирает на инвалидную коляску. Надо аж целых 140 тысяч рублей. Для мамы это неподъемные, фантастические, нереальные деньги. А живет мама с Лёней в станице Северской, что в Краснодарском крае. В двух шагах от города, где сегодня тысячи раскрашенных и ряженых в пестрое тряпье людей до исступления славят государство, устроившее для всей планеты грандиозную буффонаду с бесплатной раздачей 100 тысяч презервативов и ежедневными праздненствами. Эти раскрашенные, визжащие люди сегодня — главные патриоты, верные сыны Отечества. Я думаю, им всего по рублю скинуться — и будет Лёне инвалидная коляска. И не еду еще останется, и на лекарства. Но разве ж им до таких мелочей? У них — шорт-трек, две сотые доли секунды корейца против трех сотых китайца… У них сегодня самая важная и ответственная для страны задача — орать погромче, олицетворяя беззаботное счастье.
Помнится, пару лет назад делал я проект о людях, работающих в социальных службах. Чудные люди, особенные… Одна женщина, сама резаная-перерезаная хирургами и случайно выжившая вообще, рассказала мне «не на камеру», что самое страшное в их работе — это не униженно и ежедневно вымаливать копейки у зажравшихся путинских чиновников-миллионеров, не ходить с протянутой рукой по «парадным подъездам», получая не всегда вежливые отказы. Самое страшное — это узнавать, что где-то в больнице умер очередной ребенок, которому ты просто не успел собрать деньги. Кому-то для жизни не хватило десятка тысяч рублей. Кому-то — и того меньше. Она рассказала, что не может спать ночами, потому что перед глазами — одна и та же картина: врач, отключающий уже бесполезную аппаратуру, и маленькая каталочка, которую сестра толкает по длинному больничному коридору к холодной комнате, чтобы сдать по описи труп ребенка, которому для жизни ПРОСТО не хватило денег. Помнится, я тогда испытал шок. И задал глупый вопрос: «И что — много детей у нас умирают из-за того, что для лечения просто не хватило денег?!» А вместо ответа она заплакала навзрыд. А я сидел дурак-дураком со своим микрофоном, и не знал, что делать. И теперь и меня тоже преследует это видение — длинный больничный коридор, по которому медицинская сестра толкает железную каталку в сторону морга. И к этому больничному коридору прибавляется еще один, и еще, и еще, и вот уже тысячи больничных коридоров складываются в один общий маршрут из Жизни — в Смерть. И тысячи сестер толкают по этому маршруту тысячи каталок с детьми, которых убило Общество, просто не нашедшее денег на их лечение. То есть мы с вами, по сути, и убили. Если, конечно, мы — это Общество, и мы — это Россия. (далее…)
