sir_michael`s_traffic

Еще раз посмотрел «Я тоже хочу» Балабанова. Вот именно такому режиссеру именно сейчас — работать и работать. Именно сейчас, когда Россия мечется в поисках самой себя. А он — умер. Никто другой ничего подобного не снимет. Увы. Вот беда-то…

(далее…)

Всегда не любил официозный стиль. Но это сообщение очень хочется начать словами «Российское киноискусство понесло тяжелую утрату». Причем настолько тяжелую, что тяжелее некуда. На мой неискушенный взгляд Алексей Балабанов был самым перспективным российским режиссером именно с точки зрения продолжения традиций русского киноискусства, именно, как «искусства», а не как «товара на рынке», продолжения русского киноязыка, традиционного русского подхода к теме. Сегодня все будут говорить о двух самых популярных его фильмах, «Брат-1» и «Брат-2», и поэтому я могу смело об этих фильмах не вспоминать — толкователей будет достаточно. Я хочу вспомнить о некоторых других его работах. В конце 90-х, когда все киношники, пользуясь вседозволенностью, с головой ушли в «чернуху», на экраны вышел фильм, который так и представили — «продолжение новой русской «чернухи», фильм «Про уродов и людей». Ну и я пошел смотреть этот фильм, как «чернуху». А увидел пронзительную поэму о борьбе Добра и Зла. Лирическую и правдивую. В которой Добро беззащитно, а Зло вооружено и торжествует, но Добро все равно побеждает. Потому что это — Добро. Я уже тогда сразу понял, что русское кино не сломлено товарно-денежными принципами Голливуда. И есть, кому достойно продолжить традиции. (далее…)

Сегодня Дмитрия Сергеевича Мережковского помнят, как поэта-символиста «серебряного века» и мужа Зинаиды Гиппиус. А мне больше нравится, когда его называют «мыслитель». Глубокий русский мыслитель, которого, по-хорошему, в школах бы преподавать… Но о самом Мережковском — потом как-нибудь. Сейчас — только об одном его письме. В котором Дмитрий Сергеевич подтверждает тезис о том, что Россия, как страна и государство, и русский народ, как общность, были уничтожены большевиками в 1917 году. Письмо короткое и очень эмоциональное. Словно специально написано для Интернета. Я думаю, что такие вещи нужно читать до тех пор, пока до наших постсоветских мозгов не дойдет суть того, что на самом деле произошло в октябре 1917 года.

(Гигантское спасибо за ссылку Elenka Svetla)

Открытое письмо Д. Мережковского

Гергарту Гауптману

(Впервые: «Общее дело», 1921. 13 августа. № 392. С. 2.)

Великий писатель немецкого народа, Гергарт Гауптман, прочитав ваш ответ на призыв Максима Горького, я почувствовал необходимость вам написать.

Вы говорите, что призыв миллионов русских людей, гибнущих от голода, услышит Германия, услышат все народы «не только ушами, но и сердцем». К сердцу вашему обращаюсь, г. Гауптман: как могли вы поверить в искренность Горького?

Сейчас отделяет Россию от всего человечества такая же бездна, как тот мир от этого. Все, что сейчас происходит в России, так неимоверно, что этого никто из вас, иностранцев, не побывавших «на том свете» не только понять, но и вообразить себе не может. Вот чем я объясню, что такой великий сердцевед, как вы, не понял, что Горький — не друг, а враг, тайный, хитрый, лицемерный, но злейший враг русского народа.

Неужели забыли вы слова его из недавнего гимна «величайшему, планетарному герою человечества», Ленину? «Был момент, когда естественная жалость к народу России заставила меня считать большевизм почти преступлением. Но теперь, когда я вижу, что этот народ умеет гораздо лучше страдать, чем сознательно и честно работать, — я снова пою славу священному безумству храбрых», т. е. убийству русского народа. (далее…)

Боле́знь Паркинсо́на —

хроническое заболевание, характерное для лиц старшей возрастной группы…

На данный момент болезнь неизлечима.

(Википедия)

Британскому фотографу Норману Паркинсону сегодня  исполнилось бы 100 лет. Для Британии, да что там Британия, — для всей европейской цивилизации сэр Норман Паркинсон был тем человеком, который диктовал стиль на протяжении более полувека. Начав работать в 30-е годы, он фотографировал до самых последних дней своей жизни. А умер Норман Паркинсон аж в 1990-м. Когда стиль Европы стал необратимо исчезать, и он, очевидно, почувствовал, что ничего не может этому противопоставить.
Он фотографировал всегда — и в начале 30-х, когда был бедным фотографом и только мечтал о своей студии, и когда служил в разведке Королевских ВВС в годы Второй Мировой, и когда возглавлял журналы и проекты, и был уже настолько большим начальником, что вполне мог бы себе позволить не брать в руки камеру. В послевоенном 20-м веке сложно найти сколь бы то ни было значимую селебрити, которая бы не гордилась портретом работы Нормана Паркинсона. Он делал обложки «Лайф» и «Вог». Он фотографировал «Битлз» и «Роллинг Стоунз», королевскую семью и звезд Голливуда. Был назначен придворным фотографом августейшей фамилии, и титул «сэр» носил не как американский сержант («Ты, толстокожий идиот!» — «Да, СЭР!» — «Ты любишь корпус морской пехоты?!» — «Да, СЭР!!!»), и не как я, в шутку названый так друзьями еще в глубоком прошлом веке, а по праву, по-настоящему, как рыцарь, по личному указу Ее Величества.

Фотографы обижены на Нормана Паркинсона. Обижены сильно и навсегда. За то, что он никогда не считал фотографию искусством. Он считал ее ремеслом, сродни сапожному или плотницкому делу. И относил фотографов не к богеме, а к сфере обслуживания. Ставя в один ряд с прачками и стекольщиками. Только он считал, что это ремесло просто обязано радовать людей. И иного предназначения у него нет. «Ели в вашей фотографии нет радости, если человек, глядя на ваш снимок, не испытал секундного счастья, значит вы даром испортили дорогую пленку фирмы «Кодак» и мое время!» — говорил он своим ученикам. И показывал своими работами, как надо приносить в жизнь Радость.

(далее…)

Умер уличный художник. Просто уличный художник. Просто умер.

Никто не знает, как его звали по паспорту. Называли никнеймом — «Паша 183». Никто не знает, где он жил. Вроде бы в Москве. Или в ближайшем Замкадье. Но так считается только потому, что большинство его граффити находятся в белокаменной. Но их можно найти и в Питере, и в Ебурге, и в некогда европейском городе Париже… Никто не знает, сколько ему было лет. Говорят, что не исполнилось и тридцатника. А еще любят повторять, что Паша «косил под Бэнкси». Но я в это не верю. Во-первых потому, что Бэнкси — гений, а косить под гения смешно. «Фуловый бесперспективняк», як кажет йуная поросль… Да и в чем «косил»? В том, что «шифровался», секретил лицо и имя, бегал от журналистов, несмотря на свою уже даже европейскую известность? Так это удел всех людей из стрит-арта. Не знаю, как у них там в лондонах и парижах с этим делом, но у нас даже безобидных и смешных «монстрантов» норовят в тюрьму упечь, а что уж говорить об уличном художнике? На нем статей, как на собаке блох. От «порчи муниципального имущества» до нашей любимой 282-й. Потому как в каждом рисунке Паши — мысль. А любая несанкционированная властью мысль по нашим правилам — уже «экстремизм». И что такое Пашин рыцарь, атакующий электричку, как не образ хрупких болотных «гаррипоттеров», идущих на цепь вооруженного до зубов ОМОНа?

Не косил Паша под Бэнкси. О разном они говорили. Пашу как-то не особо тревожили проблемы глобального потепления и банковского кризиса. У нас и более приземленных проблем — за глаза… А еще Паша был лириком. Как большинство русских художников. Ибо увидеть в треугольном пакете молока Вечную Пирамиду может только лирик.

Сегодня стало известно, что до тридцатника Паша не дожил. Очень больно, граждане, от этого. Очень больно, когда уходят молодые и талантливые из нашего отравленного шансоном и киркоровщиной культурного пространства. И нет бы какой-нибудь присосавшийся жвалами к стенке кишечника любимой Родины розовощекий депутат кони двинул — никто бы и головы не повернул. Но — фигу, депутаты держатся за жизнь и ее «здоровый образ» намертво. Втроем не отдерешь. А художники уходят. Не всегда объяснимо и всегда неожиданно. «Поэты ходят пятками по лезвию ножа, и режут в кровь свои босые души»…

А еще Паша совсем не искал славы и публичности. Нетипично для нашего времени рвущихся из штанов в телекамеру, правда?

Очень невовремя. Сейчас наше общество — как чуткие аптекарские весы. На одной чаше — «левые», «сталинисты», «запутинцы», «жидобойцы» и «хоругвеносцы», а на другой — недобитые большевиками Мастера. Те, кто привык в жизни рассчитывать не на Вождя Всех Народов и не на «руководящую и направляющую руку Единственно Верной Партии», а на свои собственные руки и знания, на свою семью и свою голову. Ну, не додушили их коммунисты. «Душили-душили, душили-душили, ДУШИЛИ-ДУШИЛИ!!!» Да недодушили. И каждый, самостоятельно мыслящий сегодня — на вес золота. Очень жалко, что ушел Паша…

И, знаете, очень интересно — как же он все-таки умер? Или «погиб»? Говорят, что все-таки «погиб»… Кто узнает — расскажите, ОК? А то меня терзают смутные сомнения…

Плохо, когда по весне, по самой ранней весне, уходит художник, которому еще и тридцатника не исполнилось. Очень хреново, граждане. Слов нет, как хреново.

На снимках — граффити Паши 183