sir_michael`s_traffic

Каждый человек сделан из очень небольшого количества основных элементов. Как из конструктора “Лего”. Эти элементы не меняются с возрастом и всегда безошибочно определяют характер человека и даже его судьбу. Для кого-то это запах сирени, музыка старого танго и несколько кадров из фильма “Два капитана”. Для кого-то – колыбельная матери, летний день в деревне у бабушки и вкус парного молока. Одним из таких элементов для меня является буква “О”. Не та, которая в алфавите, а та, которой названа повесть Андрея Вознесенского.

Помнится, еще классе в седьмом, что ли, я открыл оглавление журнала “Юность” и увидел опечатку. Вместо названия произведения кто-то поставил ноль. “Прохлопали!”, – подумал я и полез смотреть, что там под этим “нолем” значится. И прочитал странное: “Я открыл форточку, и ко мне залетела черная дыра…” Эту черную дыру потом назвали “О” и вообще с ней было непросто. Это была повесть Андрея Вознесенского, которую я прочитал тут же, не отрываясь, и навсегда стал другим человеком.

Сегодня, когда миром правит воинствующая серость, о Вознесенском рассказывать бесполезно. Все равно, что орать в камере для буйно помешанных – никто не то, что не услышит, а просто даже слушать не будет. Бесполезно говорить молодым о том, что в 70-е молодежь Запада искренне завидовала нам, советским людям, потому, что у нас в стране поэты собирали стадионы. И одним из таких поэтов был Андрей Вознесенский. Честное слово – приезжал в город человек, без аппаратуры, без анамбля (сам, да!),  без света, звука, балета и бригады менеджеров и продюсеров, на каком-нибудь заборе вешалось небольшое рукописное объявление о том, что будут читать стихи, и народ забивал трибуны местного стадиона под завязку. Кассы ломали, друг на друге сидели. Просто для того, чтобы послушать стихи. Потом в атмосфере что-то щелкнуло, и люди стали забивать стадионы, чтобы послушать “Ласковый май”. Да, блин. Страну оккупировала всепобеждающая и многоликая “Зайка моя”, туды ее в качель…

Знаете в Москве, в районе Миусской, есть памятник русско-грузинской дружбы, сделанный из переплетенных букв кириллицы и грузинской клинописи этой… или как там их иероглифы называются… О нем еще все время рассказывают, что это первый памятник в Москве работы Церетели. Зародыш, тсзть, гиганского полипа, заполонившего сегодня весь наш город. Так вот – это памятник не столько Церетели, сколько Вознесенского. Андрей Андреевич же был архитектором, и предложил немало интересных архитектурных проектов. Идея показать единение народов через переплетение букв различных алфавитов – это именно его идея, Вознесенского. Если бы не она, эта идея, грош цена была бы этому памятнику – все остальное в нем доброго слова не стОит.

Полагаю, что теперь пора стареть. Человек стареет не тогда, когда спина не сгибается или песок сыпаться начинает. Мы и сегодня поздоровее многих юношей будем, ибо на советских хлебах вскормлены. Не в здоровье дело, а в окружении. Я мог активно и радостно жить в мире, в котором жили Высоцкий, Вознесенский, Миронов, Ульянов, Бондарчук-старший, Филатов, футбольный тренер Константин Бесков, в конце концов… Этому миру было не страшно даже наличие в нем некоторого количества гопоты, моисеевых, тимати и киркоровых – общая культурная масса все равно перевешивала пену, и баланс был на стороне хомо сапиенс. Сегодня мир иной. И нормы иные, что самое страшное. Я до сих пор смотрю на человека, не читавшего Вознесенского, как на аномалию, забыв о том, что аномалия теперь как раз – я, а не читать Вознесенского и не знать, кто такой великий Леонид Енгибаров – это грустная норма.

Очень плохо, что Вознесенский умер. Мир после этого стал еще более чужим и неинтересным. А когда мир становится совершенно не интересен, тогда и наступает старость. И от возраста это совершенно не зависит.

“Из дерьма конфетку сделать можно. Но это будет конфетка… из дерьма!” – любит повторять Сэр, когда его просят сделать что-нибудь великое за две копейки из материалов, валяющихся под ногами.

“Из дерьма конфетка” – это, кстати, не всегда плохо. Это плохо только тогда, когда ее на полном серьезе пытаются выдать за “конфетку” и сравнивают с настоящими, породистыми конфетками, сделанными лучшими шоколатье из первоклассных материалов и за хорошие деньги. То есть когда, к примеру, вываливает на сцену турколицый дядя без слуха и голоса, но с женской пластикой, и думает, что полтора килограмма перьев на голове и вытаращенные глаза – достаточная замена бельканте. Но при всем ярком “конфетном” антураже любой карапуз в зале прекрасно видит, из чего все это добро сделано. И смеется над потугами дяди выдать себя за нечто настоящее. А вот когда на конфетке четко и правдиво написано — “Сделано из экологически чистого природного дерьма без примесей и вкусовых добавок”, то даже интересно становится: гляди-ка — дерьмо дерьмом, а от конфетки не отличить! 🙂

Вот такой вариант мне даже по душе. Потому что он честный. И интересный. Как лоскутное одеяло, о котором каждый знает, что оно “лоскутное”, и именно за это его и любят, или как домашние половики из тряпок, что лучше любого персидского ковра. Хоть и не претендуют… И мне всегда казались интересными люди, способные высокопрофессионально выпекать из дерьма такие вот честные конфетки. Это – талант особый, это не в каждом есть. Вот, к примеру, был такой негр в США – Тайри Гутон. Никаких тебе излишков образования не имел, и судьба – самая что ни на есть негритянская: детство в черном гетто на окраине промышленного Детройта, потом – армия, Вьетнам, куча “радостей”, связанная с этим обстоятельством, возвращение домой и полный шок от увиденного. Его гетто под названием Black Bottom оказалось не просто мертвым, оно оказалось убитым. Как труп, над которым надругались, всегда страшнее обычного трупа. Случилось так, что люди из гетто выехали – автозавод построил новое, более приемлемое для людей жилье. А заброшенные дома стали пристанищем для бродячих собак, бандитов, бездомных наркоманов… В армии Тайри Гутону пришлось хлебнуть безрадостного выше меры, и вот теперь, стоя посреди разоренного, мертвого поселка, он понял, что его надежды на возвращение в теплый мир детства рухнули, и здесь, в Black Bottom, творится то же дерьмо, что и везде. Конечно, можно было плюнуть на это дело и пойти поискать доли где-нибудь в другом месте. Но что-то заело негра Тайри Гутона. Что-то не позволило ему уйти. В конце концов он так мечтал вернуться, столько раз об этом думал, и что теперь – отдавать свою мечту на растерзание какой-то тупой судьбе? Да никогда!

Надо заметить, что дело было в благословенном 1967 году. Мир уже успел пережить влюбленность в Элвиса, забыть короля рок-н-ролла, и теперь восторгался “Битлами” и ранним, еще несмелым хард-роком. Для молодежи жизнь и творчество значили одно и то же. И никогда ни то, ни другое не считалось бизнесом. Жизнь, как песня, жизнь, как картина, жизнь, как любой хэндмейд – от того же тряпошного половика до затейливой хипповой феньки – все лежало в одной плоскости. Сегодня даже сам Тайри Гутон не знает, что его надоумило полазать по свалкам, найти несколько банок краски, вырезать простые трафареты из картона – обычные круги, ничего больше, – и налепить эти круги на мрачные, ободранные дома. Прямо на морды этих депрессивных, источающих негатив домов. Прямо на двери, окна, фасады, не считаясь с пропорциями и композицией… Целый день он трудился. И под вечер увидел, что Heidelberg Street – центральная улица поселка – преобразилась. Мертвые дома ожили, эти простые цветные пятна, разбросанные по домовьим мордам, сделали убитое гетто не таким уж и страшным. А на утро в Блэк Боттом потянулись первые зеваки.

(далее…)

Не буду больше сегодня Бориса Рыжего читать. Потому что “много хорошо – уже плохо”, и притупляется чувство восторга от этих невероятных и очень простых слов, сколоченных в стих, как кухонная табуретка: прочно, безошибочно и навсегда. Ни единой буквы не выдерешь, так все плотно уложено…

Какое счастье, что он вообще БЫЛ. И оставил нам надежду, что никакой этногеноцид, никакое замордовывание телевизионной попсятиной, никакие подмены понятий и бесконечный, круглосуточный многолетний обман не превратит нас ни в зрителей Петросяна, ни в слушателей Киркорова, ни в избирателей Миронова. Если рождаются Рыжие, значит, хрен нас потопишь. Из ниоткуда, без всяких причин выскочит однажды в совершенно нелогичном для этого населенном пункте золотоволосый ребенок и скажет: “От луны свет большой – прямо на нашу крышу, где-то песнь ямщика вдалеке я слышу…” И можно сколько угодно говорить о том, что “свет“ не может быть “большим” или “маленьким”. Потому что мальчик вырастет, и станет Есениным. Или у Рыжего -  просто, как гвоздь: “Каждый год наступает зима. Двадцать раз я ее белизною был окутан…” Двадцать раз. О чем я в двадцать лет думал? Кажется, о том, как подкатить к тоненькой мулатке из Тимирязевской академии… А умные люди в этом возрасте уже умеют говорить осмысленные слова. Совершенно простые, но от них сразу становятся видны все белые нитки в телевизионных докладах. И становится совершенно по барабану, что уже расписанные финансовые поступления накрылись медным тазом, а прозрачные намеки врача можно уложить в емкое русское слово из шести букв, но не “фиаско”. Такая все это чепуха, право слово…

Договоримся так: когда умру,

ты крест поставишь над моей могилой.

Пусть внешне будет он как все кресты,

но мы, дружище, будем знать с тобою,

что это – просто роспись. Как в бумаге

безграмотный свой оставляет след,

хочу я крест оставить в этом мире…

Не буду больше сего дня Рыжего читать. Потому что читаю одного поэта, а в голове крутятся строки Артема Тасалова, еще одного отторгнутого “бля элитой” замечательного современного русского поэта:

Византийским богословом
                           я хотел бы родиться,
впрочем, и тогда убивали…
                           Цветком полевым быть надеюсь,
но этот путь уже пройден.
                           И уперся я в белую стену —
тенью скольжу вдоль нее вечно…
Брат, на путях своих
                            помяни меня добрым словом.

Какая жалость, что он ушел. Нельзя сейчас так уходить. И хоть не мое это дело, но… Просто – жалко очень. Нам ведь сейчас выжить надо. Вопреки всему – выжить, выстоять среди “сидящих на корточках и мыслящих по понятиям” питерских “рулевых” и примкнувших к ним помощников из московской художественной “интеллигенции”. Нам надо не попасть под пули евсюковых и под приговор басманных судей, умудриться любить свой народ и не сесть при этом за “экстремизм”, говорить по-русски и не гоняться за деньгами, просто для того, чтобы были в России и такие люди тоже… Много задач у нас. Нельзя сейчас так уходить.

Хотя… Как я могу судить? Что я знаю о той боли, которя заставила его принять решение? Ничего не знаю. А ведь читаешь его стихи – там такая боль за каждым словом, что даже на расстоянии чувствуется. Вот и заткнусь тогда по этому поводу. Кстати, у того жа Тасалова — “Истомилась душа обживать равнодушье предметов… Уведи меня, брат, в беспредельную даль бытия, Где пасется в молчаньи блаженное стадо поэтов, На медовых устах золотые улыбки тая….”

Никогда нас не заломать ни чекистам, ни коммунистам, ни бандитам. Пока рождаются в России поэты – не заломать. Пусть и не надеются даже.

Не буду больше Рыжего сегодня читать. И картинки сюда никакой давать не буду. Не нужно. Лучше музыку послушаю. Хорошую. Достойную. По теме, кстати. И вам предложу послушать. Вам приятно будет, особенно тем, кто еще не ложился, а мне полюбому коньяк допивать – ну не оставлять же эти потешные брызги на дне, честное слово. Да и подумать заодно. О многом.

Я очень давно музыкальных клипов не смотрел. Очень. И не то, чтобы я был принципиально против этого жанра, вовсе нет. Просто у меня беда случилась – как-то глубокой зимней ночью я совершенно случайно наткнулся на телевизионную презентацию нового проекта Игоря Крутого “Дежавю”. Услышав фамилию Крутого, хотел было дальше щелкать, но из ящика прозвучало — “Дмитрий Хворостовский”. И я остановился. Потому что все, что связано с Хворостовским – интересно. И далеко не только в опере. Я, помнится, был в восторге, впервые услышав, как Хворостовский исполняет песни военных лет. Такой искренности, такого уважения к песне я не слышал давно. Блестящая программа, лучшая за много лет в этом жанре, ИМХО. Разумеется, стало интересно, что общего может быть у блестящего вокалиста мирового уровня с… с достаточно средним (я только о своем персональном рейтинге говорю) композитором. Да простят меня поклонники Игоря Крутого, но я, увы, никогда не был в восторге от его творчества. «Не дорос до понимания», так скажем, чтобы никого не обидеть.
На презентации говорили много слов о недосягаемой эстетичности проекта, о новом слове в искусстве, о его интернациональности и многоязыковости, но все я это опущу, ибо пустое это и пеар галимый. Я сидел и ждал музыку. Дождался. Проект был презентован видеоклипом “Toi et Moi” – “Ты и я”. И вот тут я испытал реальное эстетическое потрясение, братцы. Такого ужаса я, кажется, не видел никогда. В клип, кажется, было засунуто все, до чего удалось дотянуться создателям и что до этого хоть крешком, но мелькало в иных «гламурных» клипах. Вот просто все, списком. Полуобнаженный Хворостовский, бесспорно, хорош и Голливуд по нему плачед. Звучит музыка. Слышен голос. Этого не отнять. Но всем это накрывается видеорядом, как медным тазом. Кто этот ролик изобрел, может гордиться – такого «компота», наверное, не было создано за всю историю видеопроизводства. Как будто наивного деревенского ребенка с чистым, неиспорченным пороком сознанием вырвали из привычной среды и приковали к Интернету. И сутками напролет заставляли смотреть садо-мазо-зоо-педо, затем заставили играть в мрачные 3D игры с монстрами, чертями и голыми бабами, а напоследок неделю не выпускали из ЛиРушных дневников гото-гламурствующих школьниц. А сразу после этого, не отпуская ни в туалет, ни поспать, “аффтара” заставили написать сценарий клипа. По горячим, значит, впечатлениям. Вот “аффтар” и выдал “на гора” ту смесь, которая осела в его офигевшем мозгу. Клип показался мне настолько ужасным, что я даже смеялся в голос. От ужаса. Не зная, как еще можно реагировать на «ЭТО».

Короче, после полученной от созерцания “крутого” клипа глубокой эстетической контузии, я долго на музыкальное видео вообще смотреть не мог. «Закодировался у Крутого». А сегодня совершенно случайно увидел ролик группы “ОК Go”. И, знаете, излечился! Вместо навороченных понтов, претензий на отсутствующий “скрытый смысл” и псевдодраматического садо-мазо я увидел легкое и вместе с тем мастерское видео. Увидел, и сразу, как говорят, “почувствовал разницу”. Клип Крутого сделан для поклонников Димы Шатунова и призван создать впечатление “настоящей дорогой вещи” при полном ее отсутстви. Как фальшивые бриллианты. Или нашитый на дешевый турецкий пиджак модный лейбл. Как китайские часы с надписью “ROLEX Prince”. А клип группы “ОК Go” — пполная, 100%ная, полюсная противоположность. Он зрительно упрощен до степени хоум-видео. Впечатление галимой любительщины и копеечной дешевизны подчеркивается еще и тем, что клип снят одним планом, без единой монтажной склейки от начала до конца. Так дети делают свои ролики для “Ютьюба” с помощью встроенной в ноутбук веб-камеры. И поэтому он смотрится легко, на одном дыхании, и усваивается целиком, без остатка. Как оленина. Но сделан он настолько непросто, что, братцы, просто страшно представить, какой это неимоверно тяжелый труд. Снимаелся клип в один дубль, поскольку подготовка каждого такого дубля требует немалого труда и времени. Представьте, сколько нужно париться, чтобы всю эту “шайтан-арбу” подготовить. Но все многократно и детально просчитано, отрепетировано и мастерски исполнено в одном-единственном проходе камеры. Это, братцы, фантастическое мастерство. Конечно, куда проще подвесить девку на цепях, да кнутом ее отходить на потеху публике, чем мучаться и делать что-то реально стоящее. “Пипл схавает”. Да, схавает. Но только у нас, да и то далеко не весь пипл и не везде «схавает». А Крутой, как я слышал, с этим проектом на Европу замахнулся… Что тут скажешь — над футболом и попсой нам еще работать, да работать, прежде чем в Европу эти вещи предлагать. В футболе Хиддинк не спас, поскольку был отягощен целой командой игроков, а в попсе и Хворостовский в одиночку ничего не сделает. Скованный музыкой Крутого и замечательным видеоклипом. Будь ты хоть сто раз гений, а такое — не прошибешь. Это неподъемный груз. За пределами человеческих возможностей.

… А клип группы “ОК Go” посмотрите. И попробуйте представить, как эта видимая “простота” сделана. Думаю, получите удовольствие! 🙂

Безудержно и светло плакаль Сэр. И теплые слезы катились по его щекам, повисая на отросшей щетине. Сэр понял, что дело его не умрет вместе с последним “системно мыслящим“. И что и в двадцать первом веке тоже будут люди, которые найдут в себе силы плюнуть на зримое и осязаемое благополучие, и рано поутру выйдут в путь босиком. По обочине дороги, взявшись за руки, с хлебом в котомке, томиком Сэлинджера за пазухой и гитарой за спиной. Туда, где навсегда раскинулись земляничные поляны. И так будет всегда. Теперь я это точно знаю.