Всегда не любил официозный стиль. Но это сообщение очень хочется начать словами «Российское киноискусство понесло тяжелую утрату». Причем настолько тяжелую, что тяжелее некуда. На мой неискушенный взгляд Алексей Балабанов был самым перспективным российским режиссером именно с точки зрения продолжения традиций русского киноискусства, именно, как «искусства», а не как «товара на рынке», продолжения русского киноязыка, традиционного русского подхода к теме. Сегодня все будут говорить о двух самых популярных его фильмах, «Брат-1» и «Брат-2», и поэтому я могу смело об этих фильмах не вспоминать — толкователей будет достаточно. Я хочу вспомнить о некоторых других его работах. В конце 90-х, когда все киношники, пользуясь вседозволенностью, с головой ушли в «чернуху», на экраны вышел фильм, который так и представили — «продолжение новой русской «чернухи», фильм «Про уродов и людей». Ну и я пошел смотреть этот фильм, как «чернуху». А увидел пронзительную поэму о борьбе Добра и Зла. Лирическую и правдивую. В которой Добро беззащитно, а Зло вооружено и торжествует, но Добро все равно побеждает. Потому что это — Добро. Я уже тогда сразу понял, что русское кино не сломлено товарно-денежными принципами Голливуда. И есть, кому достойно продолжить традиции.
Алексей Балабанов никогда не показывал «товар лицом», не говорил о жизни в лоб, не объяснял зрителю проблему «на пальцах». Он заставлял думать. И понимать смысл фильма неожиданно, внезапно и совсем не таким, каким он виделся изначально. Но, к сожалению, думать в наше время не принято. И поэтому его фильмы «Брат-1» и «Брат-2» так и остались понятыми вовсе не так, как, на мой взгляд, того хотел сам Алексей. Ведь о ком этот фильм? О современном герое России. О нашем современнике. О милом, обаятельном, юном убийце. О трогательном и лиричном людоеде. С нацистскими «закидонами» в голове. «Тебя как звать-то? — Гофман — Еврей, что ли? — Почему еврей? Немец… — А-а… А то я евреев как-то не очень… — А немцев? — Немцев — нормально…» Или вот это — «Скоро всей вашей Америке — кирдык. Мы вам всем козьи рожицы устроим… Понял? — Чё ты к нему пристал, он француз вообще! — Да какая разница…»
Это фильм о герое, который имеет свои очень четкие понятия о Добре и Зле, отличные и от наших, и от общепринятых. И при этом он убивает людей привычно, легко, походя, не прерывая разговора и не меняя интонации. Он смотрит на мир глазами ребенка и знает, что в любую секунду может лишить жизни любого, кого захочет, и НИЧТО ему не помешает это сделать. Ничто его не остановит и не заставит задуматься. Он страшен, этот герой. Страшен в своем жутком полудетском обаянии лютого убийцы и хитрого, умного, опытного бойца («Да, в штабе там отсиделся… Писарем…) Такого не распознаешь с первого взгляда. У него плеер, в котором крутится «Наутилус», обычный вид обычного студента, добрая, располагающая улыбка. Но от него нет спасения, и любой, кто приближается к нему, оказывается жестоко за это наказан. О страшном человеке этот фильм, а истинный положительный герой — немец Кузнецова, который не убивает, а спасает. При всей своей беззащитности он — гораздо больше Человек, чем герой Бодрова. Но массовый зритель этого, увы, так и не понял…
Как не понял он и фильма «Груз-200». Этот фильм вообще мало, кто сумел понять. Даже Юрий Лоза, чья песня звучит в финале, бросил Балабанову несколько резких, обидных слов и встав, ушел с просмотра… А фильм — нужный. Очень нужный фильм.
Я очень надеялся на Алексея Балабанова. Его фильмы были нужны нашему, потерявшему ориентиры обществу, как воздух. Как компас, указывающий направление к Добру. Ведь даже его страшный «Груз-200» — вовсе не об изнасилованиях и трупах, не о предельной низости и жестокости, а… А знаете, о чем? О синем море и белом пароходе, о свободной и обеспеченной жизни, о богатом доме и бассейне на заднем дворе, «о красной спортивной машине и маленькой собачке»… Обо всем том, чего не имели и не могли иметь граждане СССР и не имеют граждане нынешней России. Просто потому, что не имеют свободы. А значит — и счастья. И, собственно, самой ЧЕЛОВЕЧЕКОЙ ЖИЗНИ. И то, что в фильме нет ни синего моря, ни белого парохода, а есть только трупы, изнасилования, предательства и убийства, только грязь и мерзость — это предостережение, указатель, дорожный знак, показывающий, в какую сторону следует идти от трупов и ужаса к синему морю и белому пароходу…
Теперь Балабанов умер. Остались «производители сериалов» и «копировщики голливудского стиля». Кино стало меньше, и надежды на то, что фильм, увиденный однажды, захочется посмотреть еще раз, — и этой надежды тоже стало меньше. Не только Балабанов сегодня умер. Это мы все немножко умерли сегодня.Сериалы нас людьми не сделают. А он — мог. Теперь — все. Не сможет…
Беда, братцы. Беда. Хоть водку пей…
