Я, конечно, понимаю, что телевизор сегодня смотрят только мазохисты и единороссы, но просто статья понравилась. Это интервью из "Новой Газеты" с Виктором Шендеровичем. Даю всю — кому неинтересно, вообще читать не будет, а кто помнит о том, что когда-то и в нашей стране были такие вещи, как "сатира" и "критика", тот, может, и пробежит взглядом… Короче — называется это дело
"Я смотрю по телевизору только спортсменов и животных!"
— Какова, на ваш взгляд, роль телевидения во всем этом процессе общения власти и народа?
— Прискорбная. Телевидение-то (не первый год и вполне успешно) и втюхивает народу мысль, что наша последняя надежа — это Владимир Владимирович, и если не он, то все пойдет прахом. При всех отвратительных эскападах ельцинского периода, тем не менее ни одной секунды не было песни про надежу-царя Бориса Николаевича. И ходили люди на митинги с лозунгами «Банду Ельцина под суд!», и ничего с ними не случалось. И тех, кто спонсировал оппозицию, не сажали в тюрьму. А сейчас политическое поле вытоптано абсолютно. И проблема не в том, что рейтинг у Путина высокий (он у него падает помаленьку), а в том, что у всех остальных он затоптан в ноль. И ситуация эта вполне рукотворная.
— В свое время Лесин, будучи министром печати, говорил о том, что у нас всегда есть одна хорошая новость — это президент.
— Ну да. А еще не так давно я смотрел в клубе документального кино фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли» — про VI съезд НСДАП. Там есть дивная речь Геббельса: «Мы, — говорит, — требуем от журналистов одного — правды! Правды о новой Германии!» На этих словах в зале раздался нервный смех, имевший отношение явно не к нацистским временам.
— Чего вам не хватает на нынешнем телевидении?
— Многого не хватает — и много лишнего, на мой вкус. Не хватает нормального информационного вещания. А лишнее — это попса, от которой давно вытошнило и продолжает тошнить. Мы живем в стране, которая слушает Катю Лель, смеется шуткам Петросяна и выбирает «Единую Россию». К сожалению, это взаимосвязанные вещи.
— Я слышал шутку, что по количеству отведенного времени на телевидении складывается ощущение, что президентом России является Петросян.
— Дело не в Петросяне, а в некоей симптоматике. Я абсолютно убежден, что во всех случаях политику диктует одна и та же попсовая аудитория. Нашу власть отчасти как раз оправдывает то обстоятельство, что она соответствует чудовищному вкусу сограждан. Но демократия как раз и отличается от прочих систем правами, которыми пользуется меньшинство.
— Как вы оцениваете новые итоговые программы? Например, на НТВ в программе «Большая политика» собирается подводить итоги Глеб Павловский.
— Ну, это изначально не имеет отношения к журналистике. Это очередной кремлевский проект по промывке мозгов — для тех, кто не хавает патриотические истерики Леонтьева, в их меню имеется Глеб Олегович… Кому охота, пускай питается этим… По моему же скромному мнению, Павловскому после истории с украинскими выборами надо учиться делать харакири, а не идти в телезвезды.
— Вам он неинтересен даже как писателю-сатирику?
— Понимаете какая штука, я вообще не думаю, что Павловский — это предмет для пространного комментария.
— Откуда вы узнаете новости?
— Если я хочу узнать, что случилось в стране на самом деле, иду в интернет. Когда у меня мизантропическое настроение и хочется немного позаниматься мазохизмом, смотрю «Время» или «Вести». Обычно хватает секунд пятнадцати, чтобы убедиться, что у прекрасной маркизы по-прежнему все хорошо… В прошлом веке мы смотрели «Время» с той же целью — не для того, чтобы узнать, что произошло на самом деле, а чтобы понять, какова на сегодня линия партии.
— А разве вам, как ведущему программы «Плавленый сырок» на «Эхе Москвы», не интересно узнать, кто, что, где и как сказал на федеральных каналах?
— У меня для этого есть редактор.
— То есть его вам не жалко?
— Как не жалко! Но уж такая у человека доля…
— Но вам же надо быть в курсе всех подоплек…
— Необязательно: я же не политолог — я публицист! Это совершенно разные профессии. Политолог пытается приподнять кремлевский ковер, под которым грызутся эти бульдоги — и прокомментировать схватку. А публицист говорит о вреде подковерной политической жизни вообще. Кроме того, как раз об этих бульдожьих подробностях в программе «Время» мне не расскажут. Это как раз можно почерпнуть из интернета.
— Иными словами, нельзя сказать, что вы смотрите телевизор до потери пульта?
— Я смотрю по телевизору в основном спортсменов и животных. Почти все остальное, повторюсь, черпаю из интернета.
— Кстати, про спортсменов. То, что вы их посматриваете, косвенно подтверждает слова Олега Добродеева о том, что канал «Спорт» создан прежде всего для успокоения нервов наших сограждан.
— Тут вспоминается фраза из «Мертвого сезона»: «Пока у них есть футбол, у нас не будет революции». Правда, там имелся в виду английский футбол (смеется).
— За последнее обозримое время на нынешнем ТВ кто-то вас поразил или удивил, кроме программы «Розыгрыш» на Первом канале?
— Нет, они-то как раз сделали то, что обещали: разыграли. А удивил разве что только мой бывший коллега Владимир Соловьев — доверчивостью. Кто-то ему сказал, что он писатель, а Володя поверил. Что же касается собственно телевизионных работников, то они работают в меру своего представления о профессии. Хотя, конечно, когда на бывшем родном канале НТВ я вижу бойких мальчиков из программы «Криминал» с их фильмами про «предоплату террора», то мои представления о возможностях профессии расширяются…
— Если бы вам поступило приглашение от одного из каналов делать свою программу, аналог «Итого» или «Кукол», вы бы приняли такое приглашение?
— Что-то вы расфантазировались. На территории Российской Федерации такого канала нет и при нынешнем президенте быть не может.
— Вы в черных списках?
— Разумеется. Мне об этом было сказано прямым текстом.
— Кем?
— Как писал Сталин Рузвельту, «наши информаторы — скромные люди». Но поверьте, вполне осведомленные. Мне было прямо сказано, что судьба и НТВ, и ТВС в значительной степени была решена после моих программ: «Крошки Цахеса» в «Куклах» на НТВ и «норд-остовской программы» на ТВС.
— А вы не преувеличиваете степень влияния личной неприязни одного высокопоставленного зрителя на судьбу отдельных передач и целых каналов?
— Увы. И запредельные возможности этого телезрителя — очень паршивый симптом для страны. Что же до меня, то я телевидением не болен: могу там работать, могу не работать… Вот, книжки пишу, на «Эхе» разговариваю… Но возвращение сатиры на федеральный экран как положительная симптоматика для страны — другое дело…
— Дело не во мне! Просто в странах, где нельзя безболезненно и остро критиковать главу государства, быстро становится худо не только для оппозиционеров. У меня нет персональной мании величия, но я очень высоко ценю возможности жанра. И если вы увидите в телевизоре меня — не с анекдотами или в программе «Розыгрыш», а в чем-то резко политизированном вроде «Бесплатного сыра», это, несомненно, будет означать, что что-то в России меняется, и довольно серьезно.
